О "гадком утенке" и счастливом советском детстве.

(Мемуары Сепии)

  С года до пяти меня воспитывала ленинградская бабушка, а молодые родители продолжали работать на Севере, где родились мы с сестрой. Сестру отправили к маминым родственникам, живущим в Ростове: так нас разделили родители.

  Бабушка меня очень любила, но не баловала. К людям она относилась по-доброму: за всех переживала и со всеми старалась жить в мире. Квартира была коммунальной, густонаселенной, были и дети, так что и в раннем возрасте скучно мне не было. 

  Бабушка пережила войну, гибель мужа на фронте, одна вырастила моего отца и теперь растила меня в любви и заботе, но не белоручкой. Она часто упоминала «барынь» как негативное явление и рассказывала о своей тяжелой жизни. 

  Родом она была из псковских крестьян, перебралась в Ленинград в 30-е годы, работала разнорабочей. Потом война....

  Бабушка рано объяснила мне «что такое хорошо и что такое плохо», никаких проблем с поведением у меня не было, заслуживать "печенюшки" мне не приходилось: они всегда были под рукой.

  В детсад меня не отдали, хотя мне и хотелось. Двор был большим, точнее там было пять дворов, с детьми разных возрастов. Мы играли в шумные и спокойные игры, и всем было весело, а взрослые без страха отпускали нас на улицу одних, только велели приходить к определенному времени, что мы старались делать, дабы не оказаться наказанными дома, пока все играют во дворе.

  Я рано научилась читать, и одной из первых любимых книг была сказка Б.Заходера в стихах про букву Я. Там эта буква сперва выпендривалась, а потом призналась перед коллективом, что была не права и ее приняли назад, в Азбуку. 

  Позже я любила книги про дружбу и взаимовыручку: рассказы Николая Носова, все книги Волкова про волшебника изумрудного города, книги Драгунского и Голявкина, с рассказами о пионерлагерях. 

  Самой побывать там не пришлось: летом бабушка выезжала в деревню, и брала с собой меня и сестру. Там тоже была шумная детская компания, никто нас не «пас», и мы вполне весело проводили время в играх, купании, загорании и… добровольно-принудительном сборе даров сада и леса, но это была минимальная помощь, которая от нас требовалась.

  Когда мне было пять лет, семья воссоединилась. Родители у меня были молодыми, целеустремленными, учились на вечернем в институтах, работали и очень хотели, чтобы мы с сестрой получили «верхнее образование», а посему пугали нас, что, если будем лениться, пойдем в дворники. А еще они нас учили мыслить самостоятельно и отвечать за себя.

  Училась я всегда хорошо, не из желания поощрения и не из страха стать дворником, а просто потому что мне нравилось учиться и я любила читать, узнавать новое.

  В нашей семье всячески поощрялись разные кружки. Их мы с сестрой сменили много.
В первом классе меня водила в бассейн бабушка. Это было спортобщество Труд. В одном здании размещался и бассейн, и зал спортивной гимнастики. 

  Гимнастикой занималась сестра и даже делала спортивные успехи.
А я занималась плаваньем, и тут меня ждало первое горькое разочарование: меня отсеяли за профнепригодность после года обучения. Когда принимали, строгий отбор я прошла, но по ходу занятий оказалось, что для кроля я слабая, а тренеру по брассу, которой хотели меня отдать, я почему-то не приглянулась.

  Огорчалась я недолго: меня охотно взяла тренер сестры по спортивной гимнастике. Но вот беда: я оказалась абсолютно негибкой, и на первом же зачете получила разрыв связок, неудачно сев на шпагат.
На этом моя карьера в спортивной гимнастике закончилась. 

  Не знаю почему, сестра тоже бросила этот вид спорта и занялась стрельбой из пистолета, кстати довольно успешно: вскоре стала кандидатом в мастера спорта. Но в жизни ей это, к счастью, не пригодилось.
А я стала заниматься легкой атлетикой, и мне очень нравился бег на 200 и 400 метров. 

  Как оказалось, у меня были хорошие данные для этого вида спорта: рост и длинные ноги, но не хватало выносливости и спортивной злости. Результаты были далеки от достижений, хотя я и побеждала не раз на соревнованиях местного масштаба, получая грамоты.

  Это был уже подростковый период.
Школьные подруги у меня были, но они как-то быстро превратились в симпатичных девушек, а я оставалась «гадким утенком», которого дразнили, не «свои», а чужие. Из-за этого я стала несколько замкнутой и неуверенной в себе. 

  Это проявилось и в спортлагере, и в трудовом лагере в старших классах. А дома я получала по-прежнему безусловную любовь от бабушки и личный положительный пример от родителей по преодолению жизненных трудностей, а их у взрослых хватало: в основном, это были материальные трудности, инженерные зарплаты родителей были невысокими.

 Родители нас с сестрой любили, но без всяких «телячьих нежностей», они нас контролировали, но ненавязчиво. Сестра получила свободу раньше: была старше на три с половиной года. У нее были свои интересы, своя компания, молодые люди. А я все еще пребывала в перьях «гадкого утенка».Тогда и полюбила сказки Андерсена с их двойным смыслом, ощущая себя всеми героями сразу.

  На «дразнилки» ровесников я вскоре забила, поскольку усвоила от близких: красота не важна, главное ум.  Я хорошо закончила школу, почти самостоятельно выбрала институт, и поступила туда без посторонней помощи, но это было не совсем то, что я хотела. 

  У меня были выраженные литературные склонности: хорошо писала сочинения, выигрывала в школьных конкурсах, участвовала в городских конкурсах, пробовала писать стихи.
Но родители мои были «физиками», а не «лириками» и относились ко всему этому как к чему-то несерьезному.Так что к мечте о литинституте я не сделала ни шагу, твердо поверив в то, что графоманов много, и в их ряды вливаться не стоит.

  Из негуманитарных предметов мне нравилась только химия. Но, когда я заявила, что пойду в химический вуз, родители испугались и предложили мне идти в химико-фармацевтический институт, мол, там химия не такая вредная. Туда я и пошла, там же занималась легкой атлетикой: барьерным бегом и бегом на 400м, там же писала сценарии для институтских вечеров и КВНов, они нравились однокурсникам. 

  Еще у меня получалось на мотив известных песен писать стихи о студенческой жизни, и их пели не только на нашем, но и на младших курсах уже как «народные» песни. В вузе у меня появились приятельницы и подруга, с которой дружим всю жизнь.
А потом....

  Потом у меня в один год умерли мама и бабушка, с разницей в 3 месяца, и все резко изменилась. Беззаботное время закончилось. Сестра жила в другом городе, у отца была другая семья. Спорт я бросила, стала подрабатывать уборщицей, чтобы не зависеть от отца, даже одно время жила в съемной комнате.

  Потеряв близких, я остро ощутила нехватку семьи и очень быстро вышла замуж. Тогда же «гадкий утенок» мгновенно вырос, избавившись от детских обид и неуверенности в себе.

  Забегая вперед, скажу что семья у нас получилась хорошей, дружной, есть дочь и две маленькие внучки, но я сейчас я не об этом.

  Работа химиком -аналитиком, затем дежурантом в аптеке мне нравилась, а кроме того в тридцать лет я стала писать стихи и статьи, что называется, прорвало. В начале 90-х публиковалась в журналах и газетах как внештатный корреспондент. Поварившись в этом котле два года, я поняла, что не могу писать постоянно и тем более на заданные темы, не хочу зарабатывать таким образом, не могу совмещать семью и журналистику.
 

В последующие периоды я стала писать сколько хочу, когда хочу и как хочу, благо с появлением интернета это уже делать было проще: не нужно бегать по редакциям. И что самое главное, это для меня не способ заработка, а своего рода творчество, без которого жизнь теряет краски. Любовь к творчеству, своему и чужому, передалась дочери.

  Подводя итоги, могу сказать, что детство и юность у меня были счастливыми, да и время на которое они выпали, оказалось совсем неплохим: последние годы развитого социализма, когда еще ничего не разрушили и у людей не было разочарований, когда дружба была дружбой, а любовь любовью, когда не было интернета и виртуальных войн.

А насчет детских комплексов сейчас задумалась: они были у меня навеяны внешними причинами, а не внутренними и  не семьей, и исчезли, когда" гадкий утенок" вырос.