Герой ненашего времени
Любопытно перечитывать книги из детства и сравнивать нынешнее восприятие с тем, многолетней давности. Иногда просто диву даешься, как книжки вроде «Старой крепости» или «Кортика» могли казаться хорошими и даже увлекательными. Впрочем, иногда проверка временем выдерживается и прочитанное много лет назад сейчас нравится даже больше. «Зеленый фургон» Александра Козачинского как раз из этой, второй категории.
Довольно часто бывает так, что писатель пишет только одну стоящую вещь, а потом фактически паразитирует на своем имени, выдавая горы макулатуры. А вот так, чтобы автор явно умел очень хорошо писать, но при этом делать это категорически не хотел — так бывает очень редко. Козачинский написал всего несколько рассказов, а «Зеленый фургон» был написан по настоянию, можно сказать под давлением Евгения Катаева, более известного под псевдонимом Петрова (соавтор «12 стульев»).
Александр Козачинский учился с Катаевым в одной гимназии в городе Одессе, как раз в те, теперь уже легендарные времена начала прошлого века. «Зеленый фургон» вышел во многом автобиографичным, но настоящий жизненный путь Александра был, пожалуй, более интересным и куда более извилистым. В 1917 году разразилась революция и недоучившийся гимназист бросил учебу — надо было помогать выживать семье. Пару лет занимался чем придется, играл в футбол (в той самой команде «Черное море»), а потом...
В 1919 году он поступил конторщиком в милицию. Необычный выбор для той Одессы, в которой властей сменилось великое множество, но настоящей всегда была только одна — Мишки Япончика и продолжателей его дела. К 20-му году Козачинский стал инспектором угро, тут-то его и попытались подсидеть «товарищи», сфабриковав дутое дело о злоупотреблениях. Приговор в три года тюрьмы Александру удалось оспорить и он был полностью оправдан. Карьера, в общем-то, налаживалась и открывались неплохие перспективы.
Тут-то Козачинский и сделал кульбит — взял, да и подался в бандиты. Причем не в какие-то там «оборотни в погонах», а в натуральные бандюганы. Угнал вместе с задержанным дезертиром фургон с зерном и сделал ручкой родной милиции. А после сколотил банду из бывших белогвардейцев и немецких колонистов и стал устраивать налеты на поезда, бомбить конторы да зажиточных граждан. Арестовали Козачинского в тот момент, когда он пытался продать на рынке краденных лошадей. Было это в 1922.
Легенда гласит, что арестовывал его сам Катаев, который на тот момент также являлся сотрудником уголовного розыска. Причем в момент задержания стрелять не стали оба — и Катаев, и Козачинский, не забывшие о своей гимназической дружбе. По совокупности содеянного Козачинскому однозначно «ломилась вышка», к ней его, собственно, и приговорили. При этом у неудавшегося налетчика нашлись и заступники — то же Катаев, поднявший все свои связи и… немецкие колонистки.
Опечаленные женщины табунами забили коридоры учреждений и активно свидетельствовали на суде в пользу обвиняемого. Судя по всему, знаменитое «даст ист фантастиш» впервые прозвучало не в фильмах определенной категории, а в начале 20-го века в пыльной одесской степи. Вряд ли, конечно, суд принял во внимание женские стенания, а вот Катаеву удалось добиться смягчения — расстрел заменили заключением. Причем уже в 1925 году Козачинский был освобожден по амнистии.
И все, после этого к играм с законом будущий писатель уже не возвращался, причем ни на одной из сторон. Он стал журналистом: сначала работал в знаменитом «Гудке» — настоящей кузнице кадров русской литературы, а потом был ведущим автором издания «Экономическая жизнь». Особого интереса к написанию художественной прозы у Козачинского не было, но Катаев буквально вцепился ему в горло и заставил написать «Зеленый фургон» в 1938 году.
То, что Александр был героем своего времени — вовсе не преувеличение. Этот типаж как раз оттуда, из гражданской войны и первых послевоенных лет. Штормило тогда людей здорово, по всей возможной амплитуде, а вся дальнейшая судьба могла зависеть от одного, иногда случайного выбора. Подался к одним — и стал основателем династии парижских таксистов, отправился к другим — стал героем революции, а потом, может быть, и врагом народа. Козачинскому, наверное, повезло. Умер он хоть и в 40 лет, но своей смертью — в эвакуации в Новосибирске.
Книгу я бы не смогла читать.Очень расстроилась от подробностей последнего периода жизни Александра Соловьева, который Красавчика играл. Всё уже по-другому воспринимается, грустно.
90-ые годы не гражданская война, конечно, но тоже слом изрядный. Не все его смогли пережить.
По моему мнению, эта фотография в формате сепия выглядит более четко
Купила я чуть ли не на последние деньги расхваленную книгу Юргена Вольфа " Школа литературного и сценарного мастерства". Но при чтении больше нервничаю, чем получаю пользы.
Мне уже в лоб стали говорить, что пишу так, что никто ничего не понимает. И вы говорили.
Уже не знаю, что с собой делать. Один умник сказал мне, книжки читать. У меня литературой уже все места в комнате заставлены :(
Если я чего-нибудь плохо понимаю, то может быть дело во мне? Что-то мне понятно, а что-то нет. Это нормально. Понятных текстов для меня текстов у вас больше.
Это и есть свободный полет
Вот этот автор, про которого я ранее говорила, тоже советует подобно: не анализировать во время процесса и не оценивать. Писать то, что идет в голову.
сегодня меня муза посетила»,
«Музочка, диктуй, только не так быстро:)»
У меня так было с большими статьями
*не анализировать во время процесса и не оценивать. Писать то, что идет в голову.*
Согласна.Так и делаю
Для меня муза-это все, что вдохновляет Может быть музыка, может чья-то история
Может наоборот не слушать никого и не пытаться сделать «правильно», а делать, как нравится. Просто отложите, хотя бы на месяц, книги из серии «как правильно писать», и просто делайте то что хотите, пишите, то что хотите и не обращайте внимание на критиков. Может быть они критикуют, только потому что вы на их критику так остро реагируете.))
Это, который про «Психологическое айкидо»? Нет уже нашла, то Михаил Литвак, про Айкидо, кстати его книги по психологии, весьма практического применения, даже с примерами, научитесь на критику отвечать.))
А мне помог в 80-е или 90-е «перестать беспокоиться и начать жить»(как в названии)Ну, не только он, но и он тоже
Тоже помогина определенном этапе.
Остальных не читала
Могу себе представить строителя, токаря, даже банковского служащего, которые как-нибудь во время шашлыков поделятся «секретами мастерства». Нет, если в одном месте работают, то понятное дело — конкуренты, а в остальном — вполне нормальные отношения. В творческой среде все суровее.
Как говорила директор в первом банке, в котором я работала: «Банковский мир он настолько тесен, особенно в пределах одной области, что вчерашняя девочка из кассы, вдруг окажется твоей начальницей в другом банке (утрировано)», но в принципе подтверждалось ни раз на практике. Конкуренция, даже между сотрудниками разных банков, просто огромная и когда тебе «помогает» и подсказывает кто-то из другого банка на какой-нибудь пьянке, не факт, что он твой банк не подведет по штрафы ЦБ или не хочет увести какого-нибудь клиента или сотрудника, секретами в работе (особенно неофициальными) никто делится не будет. Может, что-то изменилось за 8 лет, пока я не работаю, но не думаю, что сильно. В одном банке, войны могут быть не на жизнь, а на смерть, даже просто за прибавку к зарплате, а не за должность.
Иду, мол, по центральной улице, а впереди мастерица со своей шестеркой, меня( её то есть) обсуждают.
Ну, она и говорит громко:
— А я сзади иду!
То есть человек жил, выдавая всё услышанное от других.
Мы на эту тему сочинения писали в старших классах.В качестве примеров брали героев Василя Быкова (повести «Сотников» и «Дожить до рассвета»)
Который?
Если вы о Валентине, то это брат Евгения (Петрова)
Книгу не читала, смотрела только фильм. Всегда он нравился.
Город просыпался, когда Володя выбежал на улицу. Улицы были пустынны, солнце еще пряталось за крышами домов, сыроватый воздух был по-ночному свеж. Однако это не был нормальный утренний пейзаж мирного времени. Это не было пробуждение города, который плотно поужинал, хорошо выспался, здоров, спокоен и рад наступающему дню. Не было видно пожилых дворников в опрятных фартуках, размахивающих метлами, как на сенокосе, и румяных молочниц, несущих на коромыслах тяжелые бидоны с молоком; не гудел за поворотом улицы первый утренний трамвай; подвалы пекарен не обдавали жаром ног прохожих, и забытая электрическая лампочка не блестела бледным золотушным светом на фоне наступившего дня. Никто не подметал Одессу, никто не поил ее молоком. Уж год не ходили трамваи, давно не было в городе электричества, а в пекарнях было пусто.
Но утро есть утро, и город есть город. И как ни скуден был пейзаж просыпающейся Одессы, в нем были свои характерные черты. Заканчивая свои ночные труды, молодые одесситы спиливали росшие вдоль тротуаров толстые акации. Они занимались этим по ночам не столько из страха ответственности, сколько из чувства приличия и почтения к родному городу. Когда любимые дети обкрадывают родителей, они боятся не уголовного наказания, а общественного мнения.
Никакого действия, а у меня в голове появляется реальная картинка, причем безо всякого фильма.
То же и к тексту, приведенному Жасминкой про табор.
Вообще напрочь разучилась читать описания: красиво, но скучно.Мне либо действия, либо человеческие эмоции
Ну, пальчик бы порезала и намазала белье.Или там за всем процессом следят от и до?
Тьфу.Какая гадость.
То, что у Юргена отрывок из Зеленого фургона я поняла.
Но оба описания для меня равноценны по красоте и… бесполезности.
Здесь в сюжете как-то сложно.Есть харизматичный конокрад Илья, обладающий изысканным тенором. А у него из семьи только сестра Варька( альт). Они оба страшненькие и Варьку в невестки никто не хотел брать.
После сезона в московском хоре они убегают в табор. Илья спешит на свадьбу своего лучшего друга Мотьки.
Данка, невеста, еще в девчонках любила Илью. Но тогда он как-то не посмел залезть на неё без свадьбы. И вот теперь плачет, но выходит замуж за другого.
Потом ночью Мотька устраивает целое представление, выкинув чистую сорочку. Девчонка орет, что не виновата, старухи лошадиный хомут тащат, отец избил её до полумертвого.
Расстроенному Мотьке Илья предложил в невесты свою сестру Варьку. Тот согласился, но и Варька потом сказала, что за 3 мес. не забеременела. А Мотьку убили казаки, когда они с Ильей коней собрались красть. Илью закрыла собой жена-красавица.
Девушки обе красивые, с голосом. Только, имхо, у Насти внешность более совершенная, классическая." Как с иконы". А у Данки — характерная. Она добралась до Москвы.Двоюродный брат Насти, Митро, привел Данку почти в их дом. Хору срочно нужна солистка, причем красивая. А то мало денег собирают.
Это — Москва, 19 век( или 18?).
Ну да, можно было написать: «Володя вышел на улицу — город был пуст». И так разве лучше? Я не зря говорил, что книга хороша для экранизации, такие вот описания позволяют выстроить картинку.
Это даже не Ильф и Петров, это южная школа, ну или одесская.
Один Свидригайлов чего стоит.В Фильме где Тараторкин-Раскольников.
Обоих еще по БДТ товстоноговскому помню.
В Украинских школах сейчас герои номер один степан бендера и его соратники. Слава Богу, что в Российских школах не рассказывают о «героях» России, такого деятеля, как Борис Анненков
в годы Гражданской войны — генерал-лейтенант в составе Сибирской армии Колчака, командующий Семиреченским соединением.
Опять этот бред пошел. Вы что, в украинские школы ходите или это вам по телевизору рассказали? Во-первых это неправда, о нем рассказывают как об исторической фигуре. А во-вторых, нынешним школьникам вообще до одного места герои прошлого, какими бы они не были. И это правильно, потому что нельзя идти вперед с вывернутой назад шеей.
А Космодемьянскую пора бы оставить в покое, достаточно потрепали ее имя и одобрением, и осуждением. За свой поступок она заплатила сполна, так что покой точно заслужила.
Что касается времен революции и гражданской войны, так все, конечно, были хороши. Вот только красные были хуже всех. Все остальные участники не ставили себе целью уничтожение какой-либо категории населения по социальному признаку, а у большевиков это была основная задача. И они ей начали заниматься сразу же после переворота, собственно еще до появления белых.
И вот тут-то вспыхнула тревожная красная лампочка — сигнал пожара.
Он сразу забыл о капле пота. Он стал проверять, не врет ли «паникер» (так летчики в шутку называют сигнал пожара, зачастую поднимающий ложную тревогу. Но на этот раз «паникер» не ошибся). Летчик выключил горящий двигатель и доложил:
«Горит правый двигатель».
«Попробуйте сбить пламя», — приказала земля.
Теперь самолет стремительно снижался. Казалось, он падает. Он тушил свой пожар. Он хотел оторвать от себя пламя, которое, как липкий красный лоскут, трепалось у правого сопла. Но ни встречный поток воздуха, ни автоматический огнетушитель не могли справиться с пламенем — так крепко вцепилось оно в машину.
Огню было мало мотора, и он перебрался на фюзеляж.
Горящий самолет терял высоту.
И вдруг летчик почувствовал, что ручка управления утратила свою упругость. Она беспомощно болтается, и самолет не выполняет ее приказы.
Он понял, что произошло самое страшное: перегорели рулевые тяги. Рули вышли из повиновения. А самолет падал на военный городок.
Когда он доложил обстановку земле, с командного пункта пришел приказ:
«Сапрунов! Покидай машину. Катапультируйся».
Но он ответил:
«Не могу».
«Какого черта! Сапрунов!..»
Голос командира гремел в наушниках. Но летчик молчал. Ему некогда было разговаривать. Самолет падал на маленькие ровные квадратики жилых домов. Эти квадратики с неумолимой силой приближались к нему, становились все крупнее, все отчетливей. Они, как магнит, притягивали к себе машину с уснувшими рулями.
«Сапрунов! — ревела земля. — Сапрунов!..»
Он молчал. Он не откликался. И земля решила, что он погиб. Но Сапрунов боролся.
А Володька в это время спал.
Никто не знает, о чем думает человек, когда глядит в глаза смерти, на какие мысли он тратит последние скупые мгновения, которые отпустила ему жизнь. И никто не может поручиться, что Володькин папа в горящем самолете думал о своем сыне. Но есть движение человеческого сердца, которое сильнее мыслей и горячее чувств. В этих движениях любовь и разум, привязанность и ласка вдруг превращаются в силу, перед которой беспомощны страх, сомнения, себялюбие. Ему все же удалось отвернуть горящую машину от жилых домов. Это произошло у самой земли. Кажется, он отвернул машину не отказавшими рулями, а своей грудью, руками, последними толчками сердца.
Катапультироваться он не успел: не хватило времени.
А вот рассказ почему-то не знаю.
А об этих летчиках мы даже в старших классах в сочинении вспоминали.
Соловьев и Козачинский внешне мало похожи. Но Соловьев отлично сыграл героя того времени, являющегося помимо всего прочего любимцем дам. Так, как нам это представляется сейчас.